Потомственный оленевод
На Катанге в настоящее время осталось лишь семь семей оленеводов. Три из них проживают в эвенкийских стойбищах, полностью сохранив традиционный уклад жизни своих предков. Встретиться с ними непросто, поскольку они круглый год находятся в тайге, лишь ненадолго выезжая в райцентр, чтобы закупить на год продукты, бензин и все необходимое.
Во время такого визита в Ербогачен мы и встретились с Еленой Лазаревной Сычегир — женщиной-оленеводом, более тридцати лет отдавшей этому нелегкому труду. Она — из некогда большой семьи потомственных оленеводов. У ее родителей было восемь детей. Сейчас из славной семьи Сычегиров осталось лишь четверо — Елена, брат Иван да сестры Фая и Мария. Их родовое стойбище называется Чувакар, что в переводе с эвенкийского означает «сопка». Когда-то Чувакар представлял собой поселок, состоящий из десятков домов. А потом, после укрупнения колхозов, люди стали уезжать, кто в соседнюю Туру, кто в ближайшие деревеньки, и как такового поселка не стало...
Когда Лена училась в школе, она, как и ее одноклассники, мечтала получить специальность и остаться работать на Большой земле. Однако осуществить мечту ей не удалось. Вскоре после того, как Елена получила аттестат о среднем образовании, ушла из жизни ее мама. И девушке не оставалось ничего, кроме как вернуться на стойбище и помогать взрослым. Надо заметить, ее братья и сестры, как и все дети в эвенкийских семьях, с малолетства умели многое — разжечь костер, испечь хлеб в золе, оставшейся в кострище, ухаживать за оленями. Метко стрелять будущих охотников научила мама.
Их стойбище представляет собой несколько маленьких поселений, разбросанных друг от друга на десятки километров. Основное же стойбище находится на расстоянии более ста километров от районного центра — Ербогачена. Здесь есть добротное зимовье, баня, хлебопекарня и все хозяйственные постройки. Непременно — лабаз для хранения продуктов. Остальные же временные местожительства обустраиваются наспех, лишь по прибытии, и разбросаны по всей тайге в тех местах, где находится олений корм — ягель.
Летом жилищем эвенков становится чум — высокий, просторный, конусообразный. Сделан он из жердей, а покрыт выделанными шкурами сохатых и брезентом. Окон в нем нет, только сверху, где выходит труба от железной печи, оставлено небольшое отверстие.
— Стойбище — это моя родина, — с гордостью говорит Елена. — Здесь я родилась, выросла и продолжаю дело своей династии — прабабушки и прадеда, бабушки и дедушки, которые в военные годы смогли сохранить поголовье оленей, и, конечно же, моих родителей. Теперь наша задача — сберечь этих животных.
Один на один с природой
Однако, по словам Елены, оленеводы встали перед большой проблемой — их дело в ближайшие годы передать будет некому. Своих детей нет, все племянники либо учатся, либо уже получили образование и остались на Большой земле, где есть цивилизация. К тому же может получиться так, что олени, которых пытаются сохранить сегодня, окажутся последними еще и потому, что их уничтожают волки. Как рассказывают оленеводы, волки не истребляются уже несколько лет. Эти хищники ходят стаями, плодятся и ничего не боятся. Человек пройдет — а они после по его же следам идут.
Впрочем, об этом же в интервью еще в 2005 году говорил отец Елены — Лазарь Петрович: «Волков в тайге неисчислимое множество. Приходится менять местоположение оленей время от времени. Погубив животное, волк съедает только часть его, оставшуюся добычу бросает. В период существования промхозов охотникам выдавался план отстрела волков, вручались премии лучшим. Теперь это не нужно никому». Странно, но никто не говорит о том, что в опасности находятся и люди. А ведь это действительно так.
Период существования Катангского коопзверопромхоза с ностальгией вспоминают многие, проживающие в нашем охотничьем краю. Волков тогда травили, вели их отстрел с вертолета. Охотников и оленеводов завозили на охотугодья, обеспечивали их продуктами, охотснаряжением, оружием. Теперь живущие в таежной глуши вынуждены справляться со своими задачами самостоятельно. Будучи моложе, Елена добывала много соболей. С братом Иваном они имеют грамоты за хорошие показатели в выполнении плана добычи пушнины. Их отец — Лазарь Петрович Сычегир — был лучшим охотником Катангского района. Елена Лазаревна и теперь добывает неплохо. Трудно представить, как эта маленькая хрупкая женщина в глухой, местами непроходимой тайге справляется с тем, что не каждому мужчине под силу. Однако она отмечает, что в лесу теперь не стало белки и зайца, мало лис и росомах. Медведей тоже почти нет. Отец ее рассказывал: «Поубивали люди косолапых. Было время, могли наблюдать, как медведица-мать с медвежатами бродит у реки. И никого они не трогают. Дичи мало стало. Раньше по нескольку птиц на ветвях одного дерева могло посиживать. Зато бурундуки успевают пакостить — в лабазах прогрызают мешки с продуктами».
Связь с Большой землей у таежников осуществляется лишь при помощи старенькой рации, оставшейся со времен промхозов. Невольно возникает вопрос: зачем все это надо — тяжелейший физический труд, отсутствие элементарных благ, реальная опасность того, что в экстренной ситуации помощь, если и будет оказана, то несвоевременно?
Олень для эвенка — это все
Однако ответ находится, когда собеседница рассказывает о своих питомцах. Оленей она обожает. По-другому, конечно, и быть не может. Это очень красивые, элегантные животные, к тому же умные. Знают свои клички. Беспрекословно подчиняются вожаку — самому старшему и опытному оленю в стаде. У Елены есть и любимчик, которого она выходила, когда его бросила мать. Олени не пугливы. И ласку, доброе отношение чувствуют. Оленята, едва появившись на свет, сразу встают на коленочки, тянутся к своим мамам. Наблюдать за этим чудом одно удовольствие.
Олень для эвенка — это все, как говорят они сами. Это транспорт, мясо, молоко, шкуры и камас, одежда и обувь. Молока одна олениха дает совсем немного — в среднем кружечку, иногда чуть побольше. Оно жирное, как сливки, и несладкое. Его и пить предпочитают с сахаром. «Есть олень — есть эвенк, нет оленя — нет эвенка» — так говорят представители этого народа. Раньше на Катанге груз возили только на оленях — в Киренск, в деревни Хамакар, Наканно из Ербогачена. Даже в 80-е годы, когда в районе базировались Непская и Преображенская экспедиции, самым надежным транспортом в непроходимой тайге были олени. Еще в 70-х годах оленей на одном стойбище насчитывалось не менее двухсот голов, тогда вместе со своими держали и промхозовских. Теперь этих животных стало в разы меньше. Точную цифру не соглашается назвать никто. Считается, что нельзя спрашивать у эвенков о количестве оленей — можно отпугнуть удачу.
Елена Лазаревна в принципе соглашается с тем, что оленеводство — удел мужчин, но утверждает, что ей привычна такая физическая нагрузка, когда приходится преодолевать десятки километров в день в поисках оленей или при смене места их нахождения, и нужно быть готовым к встрече с хищником в любой момент. Несколько насторожила оброненная ею фраза о том, что с одним ружьем в тайге неспокойно, а карабинов у оленеводов нет. Она умеет шить, в том числе и верхнюю одежду из выделанных шкур, унты. Хотела бы иметь, пусть небольшой, огородик, но при кочевом образе жизни это просто нереально. А еще у нее болит душа за лес. Сейчас тайга в основном представляет гари, живого леса мало. Более десяти лет лесные пожары никто не тушит. А когда сгорит последний ягельный кусочек, чем кормить оленей, куда их вести?
Марина Зарукина, для «СМ Номер один». Фото автора