Пытки в полиции: как из невиновных выбивают признания и причем здесь «палочная система»

img-20171102094439-365
Фото: pravoirk.ru

«Его пытали, как в средневековье», или Как возможно, что в отделение человек заходит живым, а потом его вывозят в коме третьей степени. Обсудили с юристами и потерпевшими дела о пытках в полиции. Эксперты: Булат Мухамеджанов — координатор правозащитной организации «Зона права»; Андрей Сучков — юрист; Екатерина Головко — сестра погибшего Станислава Головко (г. Нижний Тагил); Наталья Лютая — юрист.

*Техническая расшифровка эфира

Валентина Ивакина: Здравствуйте, уважаемые радиослушатели. Это программа «Угол зрения». У микрофона Валентина Ивакина. Тема нашего эфира: «Пытки в полиции: как из невиновных выбивают признания и причем здесь „палочная система“». В рамках этого эфира мы сегодня поговорим про пытки в полиции. Почему решили затронуть и осветить эту тему? Инфоповодом послужил инцидент, который произошел в Нижнекамске, 19 октября 22-х летний молодой человек (см.видео).

Ильназ Пиркин покончил жизнь самоубийством, но перед этим записал 20-минутное видео, в котором говорил о том, что подвергался пыткам со стороны сотрудников полиции Нижнекамска. В видео молодой человек подробно описывает, что именно с ним делали, и якобы таким образом представители правоохранительных органов пытались выбить из парня признательные показания. И вот этот инцидент сегодня подробно обсудим, как дальше могут развиваться события, были ли предпосылки к тому, что такое можно ожидать в Нижнекамске. Также узнаем, какие регионы в России можно назвать пыточными, и есть ли вообще такие регионы в России, если говорить именно про насилие в отделении полиции. Так в рамках этого эфира выйдем на связь с Екатериной Головко, это сестра Станислава Головко, который в начале октября этого года погиб в больнице, а в больницу он был доставлен из отделения полиции, где, как утверждают родственники погибшего, он был подвергнут издевательствам. На связи с нами Булат Мухамеджанов, координатор правозащитной организации «Зона права». Булат, здравствуйте.

Булат Мухамеджанов: Добрый день.

В.И.: Обсуждаем сегодня пытки в полиции и инфоповодом берем случай, который произошел в Нижнекамске. Там 22-х летний Ильназ Пиркин покончил с собой, перед этим записав 20-минутное видео, в котором подробно рассказал о том, что якобы подвергался пыткам в отделении полиции. Давайте с этого и начнем. На какой стадии все сейчас находится и какие последние подробности?

Б.М.: Собственно, это самое основное полицейское дело в Татарстане, которое гремит уже вторую неделю. 22-летний Ильназ Пиркин был задержан по подозрению в краже автомагнитолы, и соответственно, по его записи, которую он оставил перед суицидом, следовало, что полицейские применили к нему физическую силу, издевались над ним и требовали признаться в 47 преступлениях еще. Соответственно, это, пока по имеющейся информации, и подтолкнуло его к суициду. Его смерть и послужила катализатором для проведения масштабной проверки по линии прокуратуры Татарстана, которая вскрыла новые факты применения пыток в полиции Нижнекамска. По требованию прокуратуры было возбуждено еще 3 уголовных дела. Мы сейчас собираем информацию по отказным материалам, которые выносились следственными органами по пыткам в Нижнекамске. Я думаю, что к середине недели мы направим в прокуратуру и руководство СК по Татарстану информацию по этим кейсам.

В.И.: Правильно я понимаю, что «Зона права» запустила горячую линию, на которую любой житель Татарстана или России может позвонить и рассказать о случаях насилия в полиции, с которыми сталкивались лично жители страны?

Б.М.: В данном случае мы запустили не горячую линию, а контактный телефон для пострадавших от пыток в полиции Нижнекамска. Естественно, мы принимаем сообщения в целом о пытках в полиции. Мы готовы, как минимум, бесплатно консультировать пострадавших, если речь идет об отдаленном регионе, где у нас нет своих адвокатов и юристов. Если это регионы, где есть наши адвокаты и юристы, то мы готовы подключиться к делу.

В.И.: Много ли звонков поступило и о чем те звонки, которые были уже приняты? Какую информацию уже сейчас можно огласить?

Б.М.: Поскольку мы в данном случае акцентировали внимание на Нижнекамске, поскольку в нем произошел этот случай, то к нам поступило порядка 4 обращений, они сейчас обрабатываются, то есть мы изучаем материалы. И соответственно, в обобщенном виде мы их направим в прокуратуру Татарстана.

В.И.: О чем там идет речь?

Б.М.: Там идет речь о том, что к людям применялись различные пытки, но я думаю, что прейскурант самый разный. То есть там речь и о противогазе шла, и о каких-то других предметах, то есть стандартный набор. Слава богу, сейчас бутылка не используется.

В.И.: Противогаз — это так называемый «слоник», когда надевается противогаз и перекрывается доступ кислорода?

Б.М.: Да, вы правы.

В.И.: Если возвращаться к делу Ильназа Пиркина, правильно я понимаю, что если бы молодой человек не записал бы видео и не покончил с собой, то никто бы о происходящем не узнал, и, возможно, проверки бы не было, и многие другие факты бы тоже не всплыли?

Б.М.: Я в этом убежден. Естественно, именно эта видеозапись и послужила основанием для возбуждения уголовного дела. В противном случае, я не уверен в том, что дело было бы возбуждено. Скорее он был бы привлечен к уголовной ответственности за преступления, но тут надо было бы еще это доказать. С другой стороны, там же после его суицида по версии следствия применялись пытки и к хозяину автомобиля, у которого Пиркин якобы украл автомагнитолу, то есть он и его друг были доставлены в отдел полиции после гибели Пиркина, и от них требовали взять на себя вину в том, что они фактически довели его до самоубийства. Получается, что смерть Пиркина потянула за собой такой шлейф.

В.И.: Все-таки, как показывает ваша практика, это такой единичный случай или это общая тенденция, что полиция всей страны так себя ведет, и просто мы об этом не знаем?

Б.М.: Давайте разделим вопрос и скажем про полицию Татарстана и про полицию в целом по России.

В.И.: Давайте, да, про полицию Татарстана. Например, по полиции Татарстана, это было для вас чем-то шокирующим, удивительным и непредсказуемым, что вот это произошло, и как такое может быть?

Б.М.: Тут надо немного описать предысторию вопроса. Скажем, до ЧП в отделе полиции Дальний, то есть до 2012 года в Татарстане очень со скрипом возбуждались уголовные дела в отношении сотрудников полиции. Просто единичные случаи были, мы, например, несколько лет просто не могли добиться привлечения к уголовной ответственности ни одного полицейского за пытки в Татарстане. И естественно, эта ситуация зрела, просто потому что пытки были, никто к ответственности не привлекался, и соответственно, градус терпения достиг своего предела, когда в отделе полиции Дальний умер от пыток Сергей Назаров. И тогда, как грибы после дождя, стали возбуждаться уголовные дела в отношении сотрудников полиции в целом по Татарстану. Для примера, если до Дальнего в среднем в Татарстане возбуждалось порядка 50 уголовных дел в отношении сотрудников полиции, тут не только речь о пытках, а в целом о должностных преступлениях, это может быть и злоупотребление должностными полномочиями и так далее. Вот после Дальнего было возбуждено за 5 лет около 600 уголовных дел в отношении сотрудников полиции Татарстана. Считайте, что где-то по 120 в год. И при том нельзя сказать, что Татарстан — прямо пыточный регион такой. На самом деле, Татарстан не хуже и не лучше других регионов, просто до этого дела не возбуждались, и соответственно, статистика была такая. Сейчас она просто подравнялась с другими регионами. Мы считали, что такая прививка Дальнего сыграла свою положительную роль в последующие годы, потому что с приходом нового министра внутренних дел Татарстана, Артема Хохорина, надо отдать ему должное, пытки в полиции Татарстана сократились просто в разы. И его принципиальная позиция, что пытки недопустимы, ни под каким предлогом, она играла свою роль все эти годы. Но сказать, что полностью пытки в полиции Татарстана искоренены, было нельзя. Мы считали, что еще бы 4−5 лет, и, возможно, такая порочная практика канула бы в лету, поскольку мог бы смениться и в целом личный состав за 8−10 лет. И новые сотрудники, возможно, уже зная о последствиях Дальнего, еще бы миллион раз подумали бы, стоит ли применять физическую силу. Но, к сожалению, нарыв Нижнекамска прорвался.

В.И.: Были какие-то надежды на исправление и лучшее будущее, но сейчас эти надежды развеяны, правильно я вас поняла?

Б.М.: Примерно так. Если в целом по России смотреть, то прослеживается такая тенденция, что где-то в 4−5 лет тема полицейских пыток выходит на первый план, что называется, на федеральную повестку. Давайте вспомним, в начале 2000-х годов это так называемая борьба с «оборотнями в погонах», если вы помните. В 2009 году бойня в московском супермаркете, устроенная майоров Евсюковым, начальником ОВД Царицыно. Также после этого заговорили о теме полицейских пыток на всех федеральных каналах, в том числе и на первом, и на втором. Потом грянул отдел полиции Дальний, это 2012 год. И вот прошло 4−5 лет — и снова тема полицейских пыток гремит на уровне уже федеральном. Я думаю, что, может быть, выйдет и на международный уровень. Это я к тому, что все эти годы тема полицейского насилия никуда не девалась, она есть, она происходит, и мы это фиксируем в различных регионах. И в принципе, средства для пыток остаются теми же самыми. Это те же самые «слоники», это те же самые подручные средства, даже я могу вам привести примеры, когда били людей даже папками, карандашами, то есть иногда такое разнообразие бывает, что диву даешься.

В.И.: Да, если говорить про пытки, то о чем идет речь? Потому что при произнесении слова «пытка» у каждого своя картина в голове рисуется, кто-то думает, что это иголки, загоняемые под ногти, а кто-то думает, что дубинкой кого-то бьют. О чем идет речь, если вести речь про насилие в полиции?

Б.М.: Я повторюсь, там опции самые разные. Может быть и дубинка, может быть и карандаш, может быть и противогаз, может быть и какой-нибудь пакет, может быть и не только дубинка, а что-то вроде биты. На самом деле, очень разные способы, мне не хотелось бы их в эфире описывать, потому что некоторые из них довольно жуткие.

В.И.: Зачем сотрудникам полиции идти на такой шаг? Ясное дело, что полицейский, который решается на насилие, он как минимум рискует ближайшие несколько лет провести в местах лишения свободы.

Б.М.: Вопрос хороший, и, честно говоря, я его сам себе задаю довольно часто. Несмотря на то, что официально «палочная система» давно ликвидирована в системе МВД, но она остается. И соответственно, у каждого подразделения есть свой план по раскрываемости, по выявлению преступлений и так далее. И когда этот план срывается, то естественно, нужно накрывать каким-то образом «висяки». В данном случае произошло то же самое и с Пиркиным, когда его задержали по подозрению в краже магнитолы. Соответственно, у них были еще не раскрытые кражи. И почему бы не навесить их на него тоже — а вдруг сознается и возьмет все на себя? И повысит раскрываемость в этом подразделении. Сотрудники идут на это, в том числе зная, что их коллеги, как правило, не будут сообщать о преступлениях, совершенных этими же коллегами. Ведь давайте честно говорить — все то, что происходит в отделах полиции, оно все на виду у сотрудников. Если в соседнем кабинете твой коллега бьет задержанного, то ты должен об этом знать, ты не можешь об этом не знать, это могут быть крики, это может быть кровь на полу и так далее. То есть все об этом знают, на самом деле, просто та самая практика безнаказанности, практика, когда ты покрываешь своего коллегу, она и приводит к таким ЧП, когда люди умирают и становятся инвалидами.

В.И.: Насколько сложно доказать, что человек, попавший в отделение полиции, подвергался пыткам?

Б.М.: Если сравнивать с тюремной системой, то доказать наличие пыток в отделах полиции проще, потому что из колонии осужденный выйдет еще не скоро, а из отдела полиции, как правило, либо в случае, если он задержан за административное происшествие, то он, так или иначе, выйдет. И он может первым делом обратиться в травмпункт, зафиксировать телесные повреждения, чтобы потом полицейские не говорили, что он там, где-то грохнулся по дороге, бывает и такое. Например, у нас тоже, в Татарстане участковый 21 раз применил электрошокер к задержанному, а потом говорил, что это он сам, выйдя из отдела полиции, решил позабавиться и нанести себе удары шокером. То есть бывают разные случаи, это первое. Второе — нужно незамедлительно написать заявление в СК, чтобы незамедлительно началась доследственная проверка. Короче говоря, не терять времени и быстро фиксировать свои телесные повреждения и обращаться в правоохранительные органы. Тогда есть шанс, что дело будет возбуждено, полицейские не успеют замести следы. И в целом не будет вопросов, почему ты обратился, спустя несколько дней.

В.И.: Это вы уже говорите, какие меры стоит предпринимать тем, кто подвергся пыткам. А есть какой-то рецепт избежать этих пыток в принципе? Вот ты видишь, что полицейский, возможно, хочет нечто подобное совершить. Можно себя как-то обезопасить, находясь внутри полицейского участка?

Б.М.: Мы всегда советуем, чтобы задержанные не конфликтовали с полицейскими в здании УВД, МВД и так далее. Вели себя предельно вежливо, демонстративно не высказывались, тем более, не бросались нецензурными словами и так далее. То есть вели себя предельно аккуратно, потому что всякое может быть, и речь может идти не просто об избиении, но и смерти. А все-таки жизнь каждого человека бесценна. Потому что потом уже можно будет выйти из отдела полиции и вместе с адвокатом написать заявление и так далее. Наш рецепт такой — надо вести себя предельно корректно, не угрожать и так далее.

В.И.: Это означает, что на этой стадии, когда ты понимаешь, что, возможно, для твоей жизни существует угроза, ты сделать ничего не можешь?

Б.М.: По сути, да. Ведь, как правило, все эти случаи происходят в отделе, где сидят оперативники, то есть они доставили задержанного по подозрению в совершении какого-то преступления, либо административного правонарушения. И соответственно, с ним проводится оперативная работа, и не факт, что адвокат подъедет, не факт, что он быстро подъедет, а за это время оперативники уже могут раскрутить человека. И в данном случае надо вести себя предельно спокойно, предельно корректно и так далее. В любом случае, потом можно как-то действовать, позже, но никоим образом не провоцировать сотрудников на применение силы.

В.И.: Если говорить о причинах, почему это происходит, почему случается насилие в отделениях полиции, вы одной из причин назвали наличие «палочной системы». Вопрос такой — а есть ли какая-то картина по России, по каким делам чаще всего насилие проявляется? Пока я готовилась к эфиру, я почитала несколько материалов, громкие дела, когда люди, попавшие в отделение полиции, подвергались избиениям и прочее-прочее. Такое ощущение, что всегда речь идет о каких-то мелких делах, то есть редко речь идет о чем-то громком. Что скажете по этому поводу?

Б.М.: Как таковой статистики нет, но я соглашусь с вами, и ответ, наверное, лежит на поверхности. Если речь идет о резонансном деле, допустим, что-то где-то произошло, и полицейские задержали подозреваемого. Естественно, к этому задержанию приковано большое общественное внимание, внимание СМИ, и открыто идти на нарушение закона полицейские не станут. Другое дело, когда речь идет о каком-то частном случае, мелкой краже, о котором никто не знает. Тут удобнее «поработать спокойно» с задержанным, задержать его за мелкое хулиганство, написать рапорт о том, что он выражался нецензурными словами в общественном месте. Соответственно, есть время с ним спокойно поработать, может быть, и расколется человек на еще какие-нибудь преступления. Это логика оперативников, она примерно такая.

В.И.: Когда мы вели с вами речь про Татарстан, про Нижнекамск конкретно, вы сказали, что это не самый пыточный регион. Вот если говорить о том, как на территории России складывается ситуация, какие регионы сейчас можно назвать самыми пыточными, где чаще всего всплывают случаи насилия в полиции?

Б.М.: Вы знаете, так очень сложно сходу сказать. Я бы назвал Свердловскую область, но опять-таки, тут есть несколько факторов, от которых зависит ответ на ваш вопрос. Во-первых, для того, чтобы назвать самый пыточный регион в России, надо отталкиваться от двух составляющих. Первое — как там развит институт гражданского общества, есть ли там работающие правозащитники по полицейским делам. И второе — насколько там развиты СМИ, есть ли они там в достаточном количестве, активно ли они там освещают полицейские пытки и так далее. Если с этой точки зрения смотреть, то можно назвать те регионы, где присутствует Комитет против пыток, его юристы работают в Нижегородской области, в Оренбургской области, также в Свердловской области, где работает «Зона права». Это очень активный регион, где и СМИ очень подробно освещают тему пыток. Например, один из последних случаев, когда в отделе полиции Нижнего Тагила был жестоко избит Станислав Головко, и он умер уже в больнице, и сейчас там арестованы трое сотрудников, им предъявлены обвинения в совершении тяжких преступлений, и наказание им грозит вплоть до 15 лет лишения свободы. Естественно, и Татарстан в данном случае стал знаменит полицейскими пытками, в том числе, благодаря тому, что тут есть правозащитные организации, есть казанский правозащитный центр, наш партнер в регионе, который дело Дальнего вел в свое время и работает в Татарстане с 2003 года. И за это время наша команда, в том числе и казанский центр, добились осуждения порядка 40 сотрудников полиции.

В.И.: Один фактор — это наличие правозащитных организаций, из-за чего числа статистики растут. А еще какой фактор можно выделить?

Б.М.: Я имею в виду правозащитников в целом. Я вам назвал организации, это Комитет против пыток, «Зона права», но ведь есть и гражданские активисты, адвокаты, которые специализируются на этой теме. Например, на юге работает адвокат Андрей Собинин, который тоже работает по полицейским делам. Есть адвокаты в Петербурге, например, Виталий Черкасов, с которым мы также работаем по некоторым полицейским делам. Он также активно представляет интересы потерпевших именно по избиениям в отделах полиции.

В.И.: Я спросила про еще один фактор, если говорить про территориальное распределение насилия по России. Вы сказали, что там есть несколько факторов.

Б.М.: Вы знаете, это мы с вами немного гадаем на кофейной гуще, потому что я еще раз повторюсь, как таковой статистики по регионам нет. Поэтому мы ориентируемся на сообщения СМИ. А поскольку есть регионы, где СМИ раз два и все, например, Марий Эл, соответственно, информация оттуда исходит только по линии СК. А СК не во всех регионах любит рассказывать о полицейских делах, скажем прямо.

В.И.: Там глухо может быть совсем?

Б.М.: Именно так.

В.И.: Возвращаясь к делу Ильназа Пиркина из Нижнекамска, какие прогнозы конкретно по этому случаю?

Б.М.: Прогнозы сложные. Я думаю, что будут еще возбуждены уголовные дела еще в отношении сотрудников, потому что работа по линии СК ведется. И я знаю, что там поднимаются отказные материалы по предыдущим годам. Я думаю, что в этой истории пока СК публично мало проявился, потому что прокуратура провела там проверку, она просмотрела все эти материалы. Соответственно, СК пока втихаря расследуют эти дела, и я ожидаю, что на этой неделе СК должен тоже публично проявиться. Это может быть информация на главной странице СК, например. Это может быть прием граждан уже со стороны одного из первых лиц СКР. То есть наличие такого игрока, как СК в этом деле, оно необходимо, потому что именно СК расследует уголовные дела, и я думаю, что та информация, которую мы должны предоставить на этой неделе, она послужит основанием для возбуждения новых дел и расширения круга фигурантов из числа сотрудников полиции.

В.И.: Кстати, чего вы ожидаете от передачи документов, собранных вами и вашими коллегами? Какой реакции ждете?

Б.М.: Мы ждем всесторонней проверки, потому что пример с Дальним показал, что по отказным материалам возбуждались уголовные дела, отправлялись дела в суд и выносились обвинительные приговоры. Еще раз, повторное изучение этих материалов может сыграть свою роль. Тем более, с нашей точки зрения, там есть признаки преступлений и есть нарушения той самой статьи 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, запрещающей пытки.

В.И.: Как думаете, это дело Ильназа Пиркина может стать стартовым моментом, что пытки в отделениях полиции в России перестанут происходить?

Б.М.: Я думаю, что вот так глобально, как бы нам ни хотелось, изменений не произойдет. Если брать отдельный регион Татарстан, то я думаю, что этот случай в Нижнекамске, он, может, еще на 4−5 лет даст некую прививку для сотрудников полиции, чтобы они не применяли пытки.

В.И.: Звучит на самом деле страшно, потому что потребовалась смерть человека, чтобы на ближайшие 5 лет такой своеобразный иммунитет появился у региона.

Б.М.: К сожалению, так и бывает.

В.И.: Спасибо большое, что побеседовали с нами. До свидания.

Б.М.: До свидания. В.И.: У нас на связи Екатерина Головко, сестра погибшего Станислава Головко (г. Нижний Тагил). Екатерина, здравствуйте.

Екатерина Головко: Здравствуйте.

В.И.: Обсуждаем сегодня пытки в полиции. И правильно я понимаю, что вы сейчас проходите потерпевшей по делу о смерти вашего брата. Можете нашим радиослушателям рассказать, в чем суть дела, и что произошло?

Е.Г.: Да, все верно. Являюсь потерпевшей уже очень давно. После того, как возбудили уголовное дело 8 октября. Убили в отделении полиции, прямо в кабинете. Задержали якобы по подозрению в краже. Задержали без каких-то бумаг, без постановлений. В общем, присмотрели его заранее. Брат сильно выпивал в последнее время. И вот ему предъявили. Ребята так работают, раскрываемость повышают.

В.И.: Что известно о том, что происходило? Вы говорите — приглядели. Что вы вкладываете в это слово?

Е.Г.: Он выпивал, пил. Очень много высказываются о том, что судим ранее, к административной ответственности привлекался более 10 раз. Но это для отвода глаз, чисто людям вкинуть в массы такую информацию, что якобы ранее судим, такой плохой, совсем не положительный герой, значит, его можно убить и закрыть. И повесить на него что-нибудь. Присмотрелись к нему, а у него административный штраф за нетрезвый вид. Пункт ППС у нас расположен буквально в 10−15 метрах от дома. Вот он шел рядом, тут же выпил и идет до дома. И вот каждый день на протяжении полутора месяцев, если это поднять где-то, опять по их административным штрафам, как они поясняют, что более 10 раз привлекался, — это вот все за нетрезвый вид штрафы, не более того. Вон они дома лежат, я у него из карманов их забирала. Они его просто приглядели, вроде бы ходит, пьет, думали, что нет у него никого. Я даже не предполагаю, а знаю это наверняка, что присмотрели его целенаправленно. Вот так повышается раскрываемость. Забрали его, все проверяли, но ни документов, ни бумаг, ни разрежения, ничего не было. Его задерживали как какого-то рецидивиста с группой ГБР. Они не имели никакого права на это.

В.И.: Что известно о том, что происходило после задержания? Произошло это в конце сентября, то есть задержали вашего брата, и???

Е.Г.: Задержали его, увезли на Тельмана, 40. По дороге нанесли ему несколько ударов, я думаю, в голову. Как они утверждают, что он там упал, ударился головой и так далее. Завезли его в травму, зафиксировали ушибленную травму головы. Туда его привозили сотрудники, то есть заботу проявляли, какие молодцы. Якобы у него до приезда в отделение уже была травма головы, но это все ерунда. Есть судмедэкспертиза на 10 листах, она ужасная. Я думаю, когда следствие подойдет к концу, все это я предоставлю, чтобы люди видели, что там написано. И я хочу сказать, что они очень много говорят о том, что он упал, ударился головой. Потом в отделении у него во время допроса начались галлюцинации, он сам себе нанес тяжкие телесные повреждения, убил себя. Поступил он в больницу в коме 3 степени. Вместо мозга у него была каша. Лобная кость вмяла мозг в кашу, понимаете? Туда человек поступил овощем, он в коме. Ему сделали трепанацию черепа, чтобы просто вскрыть и посмотреть, по-другому врачи поступить не могли, они должны были сделать эту операцию, но она бы его уже не спасла. Периодически катали его в карете скорой помощи, сотрудники сопровождали эту карету, чтобы он никуда не дернул. Они, даже когда его уже с месивом в голове привезли, они надеялись его еще в отделение забрать, чтобы дальше продолжать его допрашивать. Они его когда изначально привезли, они его свозили в суд, выписали ИВС на пару дней, лично сопровождали его. Потом оттуда снова забирали его и так далее. Снова привезли в отделение полиции уже 30 числа. Они его задержали 27 и все это время катают, сопровождая его лично. Конкретно они за него взялись. Родителей у нас нет, никого нет, раз пьет, думали, что делают доброе дело, раскрываемость повышая.

В.И.: Сейчас идет суд, как проходит суд?

Е.Г.: Им сейчас избрали меру пресечения до 7 декабря. Я буду ходатайствовать о продлении меры пресечения, пока идет следствие. Конечно же, адвокаты хлопочут, чтобы вытащить этих товарищей под домашний арест. Предлагают мне какие-то карты скорой помощи и так далее, чтобы я ознакомилась, что вот они вызывали скорую помощь, еще что-то там фиксировали. Это все чисто для отвода глаз делалось. Они его свозят — и тут же выдергивали обратно бить его в отделении. Они били его, издевались над ним. Я вам скажу, что его пытали, как в средневековье. Вот именно так с ним и случилось. У человека разорван рот, у него кровоизлияние губ и все остального. У него разорван рот, видимо, он кричал, а его затыкали, а может и тянули. Рот сильно порван. Отдавлены конечности, изуродован каждый палец на ноге, то есть человека пытали. Его не просто били и лупи, его пытали и издевались, как будто он какой-то маньяк, насильник, убийца. Во-первых, он ничего не украл, это не доказали. За это пояснить никто ничего не может. Нет доказательств. Это их брехня, которую они придумали и в массы выплескивают. Этого ничего никто не доказал, он ничего не украл. Я считаю, за клевету тоже должны ответить, потому что он ничего не крал. Этого никто не доказал. Даже если бы он украл, то какое право они имеют его убивать, бить, пытать, издеваться, чтобы он подписал, что он что-то украл? Я считаю, что это садисты, нелюди и сволочи, которые должны сидеть. Я хочу, чтобы они сидели, чтобы они его видели во сне по 15 лет, я хочу, чтобы эти люди сходили с ума просто от того, что они сделали. Понимаете, а они даже не осознают, то есть они идут в отказ. Они наглые и самоуверенные скоты.

В.И.: Они идут в отказ?

Е.Г.: Да, они идут в отказ, говорят, что не били, пальцем не трогали. Вот их показания. Я вам просто хочу сказать, что зашел мой брат ногами туда, то есть это отчетливо видно на записях — заходит здоровый, целый человек, живой, а из кабинета его выводят в коме 3 степени, с проломленной головой. У него лобная кость проломлена, разорван рот, изуродованные конечности, сломано 9 ребер. И они утверждают, что это он сам себе нанес. И даже такая версия проскочила во время апелляции, что врачи его уронили и 9 ребер ему сломали, это вообще ахинея. Как у них язык поворачивается еще на врачей говорить?

В.И.: А известно вам о случаях пыток в Нижнем Тагиле? То есть можно предположить, что если такое произошло с вашим братом, то избивали кого-то еще. Слышали вы о чем-то подобном в своем городе?

Е.Г.: Слышала, сейчас много людей говорят и рассказывают. Люди боятся говорить, но много чего и с кем происходило. Было 100%. Понимаете, они настолько уверены в своей безнаказанности, то есть это делается просто в наглую. Люди настолько в себе уверены, что их пятая точка будет прикрыта. Я считаю, что тут не может быть такого. Я знаю по-любому, что все в курсе, но просто молчат. Может, их работа просто устраивает или они все садисты там собрались. Лично мое мнение — они сволочи, и те, кто покрывает, и те, кто сейчас оскорбляет меня, говоря всякие гадости и так далее. Я думаю, что просто людям достаточно будет судмедэкспертизу прочитать, и у людей вообще вопросы отпадут, даже у тех, кто пытается защитить и так далее. Конечно, были случаи, и очень много приводится примеров даже в новостях и так далее. Но если люди просто боятся, я не скажу, что я там какая-то героиня, у меня тоже есть маленький сын, и я с ним одна. Но просто как жить с тем, что знаешь, как твоего близкого человека просто раскромсали и издевались?

В.И.: Посмотрим, как будет продвигаться судебный процесс. Вам желаем сил и терпения. До свидания.

Е.Г.: До свидания.

В.И.: Еще один спикер, с которым мы побеседуем в рамках эфира, — юрист Наталья Лютая. Наталья, здравствуйте. Наталья Лютая: Здравствуйте.

В.И.: Обсуждаем сегодня пытки в полиции. Насколько я знаю, вы занимаетесь делом в Калининградской области. Можете ввести нас в курс того, что там произошло? И на какой стадии все сейчас находится?

Н.Л.: Я была членом ОНК 2 и 3 созыва. Деятельность касается больше мест принудительного содержания. Но так как мы активно занимались общественным контролем, то к нам стали обращаться, ко мне, в частности, различные люди, которые имели проблемы с правоохранительными органами. Это было в конце января 2015 года, обратился Алим Израилов. Он чечен по национальности. Они приехали из Чечни примерно в 2004 году. У него 4 детей, 1 дочка погибла во время бомбежки в Грозном. И Рустам Израилов, который является потерпевшим в этом деле, — это младший сын. Он контуженый, он болен туберкулезом. То есть интерес этого дела в том был, что это были самые что ни на есть обычные сельские парни, которые где-то работали, на каких-то стройках, иногда им не платили, иногда удавалось что-то заработать. Они даже в определенных кругах, наверное, считаются асоциальными. Именно Алим ко мне обратился, это отец Рустама. Рустам находился несколько дней в отделе полиции. Там его пытали в трех отделах первоначально, потом дело было заведено на два отдела полиции. Их забрали 25 января 2015, они стали разыскивать Рустама Израилова и второго потерпевшего Дмитрия. Нашли их только через три дня. Их выпустили из совсем другого отдела полиции, а не из того, в который забирали. Они в принципе не собирались бороться с пытками, не имели идеи доказывать там что-то такое идейное, что касается прав человека. Их обращение было связано с тем, что из Рустама и Дмитрия выбивали признательные показания по преступлениям, которые они не совершали. Возили из одного районного отдела полиции в другой отдел, потом в третий. Самое интересное, что когда их везли во второй отдел полиции, полицейские такие и говорили — «мы вам устроим круиз по всем отделам полиции, вы у нас во всем признаетесь». И они признались в этих преступлениях, которые не совершались. И когда они обращались ко мне, у них была задача не в том, чтобы бороться с пытками, а в том, чтобы не сесть в тюрьму. Потому что они признались в трех эпизодах, которых не совершали. В принципе, так эта история и началась. В 2015 году они обратились с заявлением ко мне, я написала в СК и Следственное управление, заранее сказав им, что они должны обязательно пройти медицинское освидетельствование на предмет побоев. Все это приложили, и к нашему недоумению, потому что такие дела заводятся редко, уголовное дело завели по факту на 2 отдела полиции о том, что ребята там находились, и когда они оттуда вышли, они были избиты, и все, что они рассказывали, ни в какие рамки не умещалось, потому что это был и электрошокер, и избиения ногами, и по голове, и угрозы всяческие. И это дело длится до сих пор. По Славскому отделу полиции оно в августе передано в суд, привлечены два полицейских. Один — это бывший начальник уголовного розыска, один — просто сотрудник полиции. Дело направлено в суд, обвинительное заключение они получили. Очень мало свидетельских показаний, потому что это родители, это жены парней и это фельдшер и врач. А у полицейских отличные характеристики с работы, один уже бывший полицейский, а один до сих пор работает. Прекрасные характеристики, заслуги многочисленные, показания сотрудников, что это было не так и не эдак. Но меня в этом деле радует только то, что в нашей стране 0,3% оправдательных приговоров, 1 из 500.

В.И.: То есть для правоохранительных органов такая же статистика работает, судя по всему?

Н.Л.: Я очень много занималась вопросами пыток, и я большую часть времени работала в исправительных колониях. И когда мне люди говорили, что они невиновны, я в какой-то степени была им склонна верить, потому что представляете, сколько признательных показаний давали таким полицейским самые обычные люди, какие-то деревенские парни, которые себя не могли защитить и обеспечить адвокатом хорошим или юристом. Учитывая эти лимиты в правоохранительных органах, что они должны раскрыть какое-то количество преступлений обязательно в месяц, в год, в квартал, то определенная часть людей, которые находятся в тюрьмах, действительно не совершали этих преступлений.

В.И.: У меня всегда возникает в таких ситуациях вопрос, а как понять, что человек действительно не сам нанес себе увечья, не сам упал, ударился, а что его действительно избили, допустим, сотрудники полиции?

Н.Л.: Дело в том, что это самая сложная проблема. Это и есть концепция прав человека. В своих решениях ЕСПЧ дает такое объяснение: например, в деле «Михеев против России», известное первое дело комитета против пыток, когда самого полицейского пытали, чтобы он признался в изнасиловании девушки и убийстве. Это было в Нижнем Новгороде, первое дело по пыткам вообще в России, когда было признано нарушение по 3 статье конвенции. Во время пыток он не выдержал, он выпрыгнул из окна, сломал позвоночник и остался навсегда инвалидом. А потом, спустя какое-то время, девушка эта нашлась. Она просто где-то гуляла, развлекалась. А пока ее не было, доказать, что это не он, не было возможности. Идея такая, что если человек попадает в отдел полиции или в какое-то государственное учреждение, то, конечно, у него нет возможности доказать никакой, что его пытали, били, с ним что-то происходило. Потому что полицейские делают специально все, чтобы не оставить никаких следов. И, конечно, это невозможно доказать, что они там делали. Только по косвенным каким-то допросам и свидетельствованиям. Но тут есть одно главное правило. Это правило во многих делах называется «Черный ящик». Человек заходит в этот «черный ящик», который называется государственным учреждением, здоровым, а выходит оттуда избитым. Дело «Михеев против России» — всей стране таким образом говорят, что это системное преступление, системная ошибка, и вы разбирайтесь, что там у вас в отделах полиции происходит. Потому что о том, что человек избит, у него есть медицинских документ, а кто его избил, как избивал — ясно только, что это было там, внутри отдела полиции. Поэтому вот такие косвенные показания. Человек вышел — тут же поехали, сделали медосвидетельствование и тут же все поехали давать показания все в отделы полиции, писать заявления с вопросами, почему он вышел оттуда вот таким? Что там с ним делали? На каком основании там это все происходило? То есть возникает такая презумпция виновности государства, а не презумпция невиновности кого-то. Потому что это государственное учреждение. Там должно быть все прозрачно, к в Грузии говорят, там отделы полиции прозрачные, чтобы когда человек туда заходил, ему там ничего не грозило, и все там происходило только на основании закона. Если там происходят такие темные вещи, и люди оттуда выходят избитыми, убитыми, их пытают, им угрожают, то должно отвечать государство и предъявлять этому в частном случае отделу полиции обвинения, выяснять как угодно, что там происходит.

В.И.: Если возвращаться к инциденту, произошедшему в Калининградской области, вам вопрос как юристу — сейчас, допустим, суд признает этих сотрудников правоохранительных органов виновными, что они действительно выбивали признательные показания, применяли насилие. Говорит это о том, что те люди, которые до этого попадали в эти же отделения полиции, можно как-то подать в суд, попытаться защитить свои нарушенные права, если они аналогичным действиям в этих же отделениях полиции подвергались?

Н.Л.: Я думаю, что да. Просто мы не знаем этих людей. Нужна некая информационная поддержка, чтобы выяснить, какие это были люди. Потому что я разговаривала с очень многими, но эти люди не готовы подтверждать, потому что это на уровне разговоров в деревне. Наверное, это нужно. Но ко мне больше не обращался никто, кто таким же образом пострадал. Если будет какая-то информационная поддержка, если это будет известно, распространено, то я думаю, что еще появится ряд людей, если они, конечно, не сидят в тюрьме, которые скажут. Но это долгий процесс — возобновлять, заново пересматривать дело, заново выяснять, как это все происходило. Но в общем-то гипотетически возможно. Если информация дойдет до потерпевших, то это получится, да.

В.И.: Последний вопрос — какой ваш прогноз по делу, которое ведете в Калининградской области? Как дальше могут события развиваться?

Н.Л.: Я думаю, что приговор будет обвинительным. Какой получат срок полицейские, я не знаю, потому что суд на сегодняшний день наш, особенно в уголовных делах — все происходит на стадии следствия. На стадии следствия все так доказано, все так собрано, что вот эти 0,3 оправдательных приговоров говорят о том, что суд только утверждает приговор и выноси санкцию. Какая будет санкция, я не знаю. В УК написано, от какой до какой меры. Это может быть все что угодно — от лишения свободы до колонии-поселения.

В.И.: Большое спасибо, что побеседовали с нами.

Н.Л.: Спасибо.

В.И.: Мы продолжаем. Побеседуем с юристом, Андрей Сучков с нами на связи. Здравствуйте.

Андрей Сучков: Здравствуйте.

В.И.: Сегодня у нас основная тема эфира — пытки в полиции. И я знаю, что вы занимаетесь громким делом, инцидентом, произошедшим в Казани. И местные СМИ окрестили его «пытки „Ласточка“». О чем идет речь?

А.С.: Это дело по факту гибели Дроздова в отделе полиции Юдино, Кировского района города Казани, который в 2012 году был задержан сотрудниками полиции и доставлен в данный отдел, был помещен в камеру. Впоследствии сотрудники полиции связали его в положении лежа, притянули за спиной ноги к рукам и в таком положении оставили его лежать в камере на бетонном полу. В последствии он скончался. И теперь по данному делу проходят разбирательства в Кировском районном суде и рассматривается дело в отношении 4 сотрудников полиции. Их обвиняют по 286 статье УК, за превышение должностных полномочий.

В.И.: Насколько это сложное дело? И насколько сложно доказать, что причиной смерти Павла Дроздова были именно пытки?

А.С.: Дело с 2012 года расследовалось. Оно неоднократно прекращалось, также были отказы в возбуждении уголовного дела, приходилось добиваться долгое время принятия процессуальных решений, которые довели бы дело до рассмотрения в суд. Сейчас уже считаем, что доказательная база следствием собрана в полном объеме, что этого достаточно для вынесения приговора в отношении этих сотрудников полиции. А является ли это пыткой — это уже установленный факт, поскольку человеку причинялись нравственные и физические страдания. При это причинялся ущерб его личности, его самосознанию. И если просто подходить на бытовом уровне — человек лежал на бетонном полу лицом вниз, прямо скажем, нечистый пол, связанный в такой позе, которая причиняет боль. Это уже само собой говорит, что ему причиняли страдания.

В.И.: Пять лет все тянется. Это много или мало? Или это стандарт для таких дел?

А.С.: Подобные дела, которые именно затрагивают интересы сотрудников полиции, обычно длятся продолжительный период. Уходит много времени, чтобы добиться справедливости.

В.И.: За эти 5 лет какие были стадии? Сначала все произошло. Дальше что?

А.С.: Потом неоднократно отказывали в возбуждении уголовного дела. Возбудили дело только после того, как появилось видео с камер видеонаблюдения из отдела полиции, где и были отображены все действия сотрудников полиции в отношении Павла Дроздова. Потом дело прекращалось. Впоследствии оно было передано уже в следственный отдел по расследованию преступлений, совершенных сотрудниками полиции, в Нижнем Новгороде. Там началось расследование. В данном отделе тоже было 2 прекращения уголовного дела. И только через Верховный суд Республики Татарстан удалось добиться того, чтобы следствие заработало именно на том уровне, на котором хотелось, и довело дело до конца. Вот мы и добились, что дело сейчас в суде рассматривается.

В.И.: За эти 5 лет, что рассматривалось дело, в самом отделении полиции, где все произошло, что-то изменилось? Есть ли какие-то предпосылки сказать, что больше там такого не происходит?

А.С.: Я не слышал, чтобы что-то еще такое там происходило.

В.И.: И еще некоторые ресурсы сообщают о том, что вот эта пытка под названием «Ласточка» довольно распространена.

А.С.: Неоднократно в СМИ были сюжеты о том, что в различных городах применяют подобную пытку, и не только в отделах полиции, но и в вытрезвителях применяли ее широко для усмирения буйных людей. И так подобный связывания исторически известны еще со времен НКВД.

В.И.: С какими сложностями приходится сталкиваться юристам, которые берутся за подобного рода дела?

А.С.: Очень трудно именно собрать доказательства в отношении сотрудников полиции. Потому что на всех уровнях каким-то образом презюмируется, что сотрудник полиции всегда прав. И получается, что именно показания одного потерпевшего выступают против показаний десятка сотрудников полиции, которые голословно утверждают, что преступление не совершалось. Но благодаря количеству показания потерпевшего бьются, и ему не доверяют.

В.И.: Сложно собирать доказательную базу. Еще какие-нибудь есть нюансы, на которые стоило бы обратить внимание?

А.С.: Доказательная база — это и есть как раз все уголовное дело. Тут все упирается только в доказательства.

В.И.: Вы как юрист какие бы дали советы жителям России, которые, возможно, столкнулись в своей практике с насилием в отделениях полиции или потенциально могут столкнуться в будущем? Есть какая-то инструкция по применению, как себя вести?

А.С.: Никоим образом не умалчивать это, не пускать на самотек. Обязательно в первую же очередь зафиксировать телесные повреждения в медицинском учреждении. Это может быть и травмпункт, и БСМП, и какое-то бюро судебно-медицинских экспертиз, куда обратиться, обязательно зафиксировать и впоследствии уже обратиться в следственные органы, а точнее, именно в органы СК. Некоторые обращаются на действия сотрудников полиции в те же отделы внутренних дел. Но по подследственности они не имеют права рассматривать данные материалы. Поэтому необходимо обращаться именно в СК. И всеми силами добиваться справедливости.

В.И.: Если бы вас попросили в процентах рассчитать, какое количество дел о насилии со стороны полицейских доходит реально до суда, вы бы какие цифры озвучили?

А.С.: Я бы сказал, что небольшой процент. Трудно оперировать цифрами, поскольку я никогда не задавался такой проблемой, не высчитывал.

В.И.: Большое спасибо, что побеседовали с нами.

А.С.: Пожалуйста. До свидания.

В.И.: Это была программа «Угол зрения». У микрофона работала Валентина Ивакина.

До свидания. Мнение участников программы может не совпадать с мнением редакции.

Источник:  https://salt.zone/radio/10138

 
По теме
Женщина обратилась в следственные органы из-за примененного правоохранителями насилия к ее мужу Следователи проводят проверку по информации о пытках в отделе полиции Усолья-Сибирского в Приангарье.
Порядка полусотни образовательных учреждений округа собрались во Дворце культуры «Нефтехимик».
«Контрасты»: когда в песнях живёт душа - Администрация Шелеховского района Сложно представить культурную жизнь города и района без «Контрастов». Выступления коллектива украшают многие мероприятия, заряжая публику своей особенной энергетикой, эмоциональностью и искренностью.
Администрация Шелеховского района
Разговор о родном городе Усолье-Сибирское (12+) - Городская ЦБС Каникулы в библиотеке – это всегда интересно, весело и познавательно. Особенно если речь идет о том, что по-настоящему волнует – об истории своей малой Родины, о месте, где ты родился и живешь, где находятся твои корни.
Городская ЦБС
Фестивалю «Байкальская звезда» 25 лет - Министерство социального развития В городе Иркутске 21 марта 2024 года гала-концертом завершился отборочный тур ежегодного областного фестиваля детского и юношеского творчества для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей,
Министерство социального развития